Как это было (Страницы из дневника Толи Листопадова. В сокращении.)
/ 0
- Деталі
- Категорія: Наша пам'ять
- Опубліковано: П'ятниця, 10 травня 2013, 15:54
В конце весны 1943-го немецкое командование готовилось к решительному наступлению, эта битва состоится только летом и войдёт в историю как сражение на Курской дуге. Вражеские стратеги очень надеялись на новейшее оружие – танки „Тигр” и модернизированные „Пантеры”. По гомельской ветке приходили с чужой стороны воинские эшелоны, заполненые именно этой техникой. Огромные бронированные монстры, казалось, ничто не в состоянии остановить. Но наш юный герой Толя Листопадов так не думал. Он на всякий случай пересчитывал количество платформ в составах и перевозимую технику – вдруг встретятся советские воины-разведчики. Что они где-то рядом, он не сомневался – очень уж часто слышал о найденных парашютах. „Это наши. Наши! Наши!”- билось учащенно серце в груди подростка-патриота. Среди многих забот он не забывал о своём дневнике, строчка за строчкой вписывал события тех дней, которые можем прочесть спустя многие годи и мы. Сейчас познакомимся с записями за май. Многие, поддавшись многолетней привычке, попытаются отыскать главный день войны - 9 МАЯ. Но это была ещё только весна 1943, Рейхстаг падёт спустя два года, о чем Толя Листопадов тогда, естественно, не знал…
1 мая 1943 года.
22-го наши летали бомбить Киев. 25-го передавали похороны по радио. Убито около 10000 немцев. Бомба попала в театр во время представления. В театре были одни немцы с немками. Также наши бомбили немецкие улицы. Нигде немцам нет покоя, проклятым! У них трехдневный траур был. Злые ходили и дрались хуже, чем всегда.
Начинаем купаться, но немцы заняли ставок и не пускают купаться русских на хорошем берегу. Повесили плакат: «Гир руссиш баден ферботен» («Здесь русским купаться запрещено»). Плакат написан по-немецки и по-русски. Фрицы понемногу поправляются после зимы. Залечивают отмороженные места. Ночью слышна далекая канонада. Фронт около Сум.
16 мая 1943 года.
Вчера с вечера долго летели наши самолеты. Били зенитки, но они летели высоко.
Днем были в поле. Варили себе там картошку и купались. Приехал вербовщик, и в городе быть опасно. Молодые ребята и девчата убегают из города.
30 мая 1943 года.
Наши в ночь с 15-го на 16-е бомбили Киев. «Вербовка» продолжается, но, кажется, мало наберут на этот раз.
Вчера еле удрал от полицая, когда он меня вел на угольном складе. Была около эшелона облава, и за мной погнался один полицай. Я ему бросил под ноги пустую рваную кошелку и тем обманул его, но на дороге меня сцапали два немца, скрутили назад руки, аж кожа лопнула на кисти руки, и отдали меня полицаю. Полицай повел меня в железнодорожную жандармерию, но благодаря его тяжелой обуви, я убег около угольного склада. А то бы не миновать шомполов. В неделю раз-два хожу на хутор высыпаться. Когда иду полем, то хорошо слышна артиллерийская канонада. Радостно как-то становится. Купил губную гармошку новую и, когда иду полем, играю все время или лягу в траву и наблюдаю полет жаворонков. Люблю поле летом, а особенно в такое время!
* * *
Война…Война… Как много с ней связано в жизни людей, кто соприкоснулся с тем жестоким временем. Многие уже ничего не расскажут, но их воспоминания о войне запомнили их родственники, более молодые товарищи, коллеги. Им и предоставим сегодня слово.
- Моя мама, Прасковья Иосифовна Пирог вместе с отцом, который выбрался из окружения, жили в то время в селе Бахмач, местность та именуется Крекшей. Я родилась 9 мая в первый год войны, естественно, ничего не помню, но воспоминания мамы, старших родственников врезались в память навсегда.
Против родительской избенки немцы установили зенитное орудие, сами расквартировались у нас. Расчет состоял из молодых и пожилых зенитчиков. Двое, что помоложе, очевидно выходцы из села, охотно помогали по хозяйству, могли отнести «на млын» пшеницу, за что позже приглашались к столу на вареники. Как-то освежевали свинью, за что были приглашены за стол к аппетитной свежине. Как вспоминала мама, они никогда даже не намекали на какие-то дополнительные угощения. Хотя, согласно насаждаемых оккупантами правилами, можно было зарезать свою хрюшку только, передав такую же немцам. Зенитчики прогнорировали даже это. Те, которые постарше, часто брали меня, годовалую девчонку, на руки, нередко угощали куском белого хлеба щедро намазанного маслом. Иногда в моих ручонках оказывалась даже конфета, всё это со слов мамы.
Потом что-то произошло, то ли зенитчики ошибочно сбили свой санитарный самолёт с раненым или больным генералом, то ли пришло время плановой замены, на их место пришли другие. Главного среди них мама сразу же определила как угрюмого, жестокого, нечеловечного, про себя назвала его Каином. Тот гестаповец неведомо откуда привёз с собой скрыню, наполненную в две четверти топленым сливочным маслом. Фашист-зенитчик ни разу не предложил никому ни кусочка. Мать боялась даже его духа, а уж когда немцев гнали взашей, остерегалась попадаться нацисту на глаза.
Такими воспоминаниями поделилась Галина Николаевна Скороход.
А жившая во время войны в Тинице Вера Григорьевна Ляшок, в девичестве Лапа, запомнила 1943-ий и последующие годы таковыми.
- Батько воював, залишалось нас із мамою четверо – мої двоє братів і сестра. Ненька часто ставала перед образами і молила Бога, аби вберіг нашого тата. Радянські літаки бомбардували Бахмач ночами, звуки вибухів долинали аж до села і видно було заграви, ставало страшно.
Як зійшов сніг, і протряхла земля, мама взялась за город. Ми охоче допомагали, бо вона запевняла, що цей врожай роститимемо для батька. Її віра передавалась нам, старались із подвійним завзяттям.
Батько, і правда, повернувся, але на ньому не було живого місця, і мав лише половину легенів. До лікарів мусив звертатись часто, а із села не наїздишся, бо транспорту, як то автобусного, тоді не було. Вирішили батьки придбати садибу у місті. Спромоглись на хатиночку із двома віконцями, що чудом уціліла від бомб, які сипались на сусідні колії, до котрих - сотня метрів. Тоді біля центрального вокзалу у садибах, на багатьох вулицях залишалися воронки від вибухів. У городах щовесни ще років двадцять після війни знаходили уламки бомб, снарядів, мін. А бувало, викликали саперів, як хтось викопував і сам фугас. Стільки небезпеки таїла зранена земля. Траплялось, що допитливі хлопчаки намагались крутити смертоносні знахідки, нерідко це завершувалось трагедією.
Фронтовики були тоді майже у кожній хаті. Перерахую лише тих, що жили неподалік: Іван Бабак, Митрофан Купка, Григорій Лапа, Микола Сергієчко, Сергій Точоний. Нехай вибачать, що називаю лише по іменам. Нині я старша за кожного з них...
Мені довелось знати педагогів 49-ої залізничної школи, тепер це міська №5, майже всі вчителі-чоловіки були фронтовиками. Воював директор Євгеній Микитович Лисяков, пройшли війну Петро Федотович Бридковський, Володимир Іванович Дєлов, Тимофій Маркович Зимогляд, Василь Максимович Іванов, Андрій Григорович Остапенко, Володимир Олександрович Паристий, Павло Васильович Первухін, Олександр Павлович Поправко, Андрій Антонович Шульган. Вів котрийсь із технічних гуртків Іван Тимофійович Попов...
А скільки повернулось каліками - порожній рукав, палиця, а то і милиці, скрипучі протези, гуркітливі при самісінькій землі інвалідські візочки – все це постає перед очима і зараз. Траплялись і ті, в кого не стало отих саме очей...