Услышал недавно некогда популярную песню Юрия Антонова. До боли знакомые слова «Есть улицы центральные… А мне милей не шумные, милей одноэтажные…» прозвучали как-то по-новому.

Вспомнилась родная улица моего детства и ранней юности, это улица имени Войкова. Была она лучше остальных, украшала и придавала особого шарма прорезавшая её безымянная речушка с деревянным мостиком. Вместе с ровесниками сидел с удочкой, попадались плотва и пескари, а если повезёт, то и карась с ладошку или извивающийся длинный вьюн. В прозрачной воде сновали большущие, с пятикопеечную монету, чёрные жуки, извивались синусоидами пиявки. По самой же глади, не проваливаясь в воду, стремительно перемещались на длинных тоненьких ножках не то пауки, не то здоровенные комары. Обитали здесь тритоны и множество лягушек, весёлые хороводы которых предвещало долгожданное майское тепло и заглушало своим разноголосьем все звуки. На верхушках болотной травы грели крылышки чёрные стрекозы и невесть какие бабочки.

Это была самая тенистая улица, которую знал. Высокие вербы соединяли кроны в зените, и Войкова никогда не высыхала. Лужи кишели головастиками, а позже прыткие лягушата вынуждали осторожно ступать по траве, чтобы ненароком не растоптать это прыгающее семейство. Даже в самый нестерпимый зной здесь царила приятная прохлада.

Другим обстоятельством, манившим к себе, было близость вечно движущейся железной дороги и неугомонного вокзала. Любил наблюдать за проносящимися поездами, захватывала какая-либо техника, особенно военная, стоявшая на платформах и убывавшая, как узнали только теперь, к «горячим точкам». Уже будучи чуть старше, познакомился с локомотивными бригадами маневровых паровозов. Сновали тогда по рельсам, расталкивая вагоны, «Щука» и «Овечка». Называли так потому, что эти юркие паровозики имели серии «Щу» и «Ов». Любил подниматься в кабину локомотива. Мне доверяли перекрутить реверс, задавая нужное направление движения. Переполненный важностью другой рукоятью осторожно подавал пар и замурзанный паровоз начинал еле заметно двигаться…

На вокзале всегда было много интересного. Летом приходили к фонтану. Если имел хотя бы копеечку, мог выпить «газировки», а за четыре в стакан добавлялся ещё и сироп. Мороженое в продаже было не всегда, продавалось в бумажных стаканчиках на развес. Если улыбалась удача, то в агитпункте мог посмотреть фильм. Но это когда на двери стоял дядька-добряк, не знаю, как его звали-величали, но хочеться вспомнить его добрым словом ото всей босоногой привокзальной детворы. Зимой здесь можно было отогреться, да под Новый год полюбоваться ёлкой.

Необыкновенные люди жили на моей улице. В первом домике со стороны станции обитала семья Петра Ильича Дороша - фронтовика-сталинградца, кавалера многих боевых орденов. Лучистый блеск его наград вызывал чувство зависти у многих ребят. Был наш ветеран мастером на все руки – мог и холодильник починить, и радио отремонтировать, и многое другое. На противоположной стороне в конце улицы жила семья Рубанов, глава семейства погиб, а овдовевшая Мария Павловна, красивая, задушевная женщина, так и осталась верна единственному своему чувству, отвергнув многие, даже серьёзные предложения. Уверен, кто постарше, вспомнят кассира. Это она, Мария Павловна.

В хатёнку довоенной постройки приходила почти только переночевать учительница физики Анна Александровна Апранич. Остальное время отдавала школе. Свой предмет умела вложить в самые бестолковые головы. А ежели ты был способен!.. Немало её учеников продолжили учёбу не только в КПИ, но и в Московском Бауманском, и в МАИ, и других престижных вузах огромной тогда страны.

Возле упомянутого мостика в усадьбе над речушкой коротал свой век Дмитрий Титович Лазун - человек непростой и захватывающей судьбы. Это он в годы оккупации организовал церковную общину на возведение храма. Так появилась Спасо-Преображенская церковь, служившая нашим православным полвека, теперь на ёё месте возвышаеться современный храм.

Но самый удивительный человек, живший на моей улице - Анна Константиновна Жованик. Хотя её знал лично, рассказать о ней попросил знакомого, это Борис Александрович Ляшок, он старше меня и знал ёё больше. Его мама и Анна Константиновна - ровесницы. Жили напротив - калитка в калитку.

Вот его воспоминания.

- Анну Константиновну помню хорошо. Ещё до войны в её хате нашли приют сироты, называли её мамой. Среди них был и мой старший приятель Толька Листопадов. Эти дети являлись, как бы членами семьи Жоваников. Во время Великой Отечественной детский сад пополнился «ничьими» детьми, которые потеряли родителей во время бомбардировок. Жили мы в полусотне метров от железнодорожных путей. Естественно, во время авиационных налётов фугасы нередко сыпались на пристанционные усадьбы. Грунт у нас влажный, мягкий, и к счастью, не все бомбы взрывались. Но многие оставили после себя огромные воронки, служившие позже копанками. Хуже, когда смертоносная начинка сваливалась на избу или убежище. Были погибшие, искалеченные, наша хата горела. Фашисты бомбили практически весь город, чтобы не рисковать. Было решено увести детей в соседнее село. Выбор пал на Городище, там как раз жил мой дедушка Герасим. Поэтому детский сад некоторое время оставался у меня на виду. Позже правда, Анна Константиновна перебралась с детворой на хутора. Об этом написана даже книга, в повести подробно описано, как спасала детишек. Уже позже, слушая пересуды соседей, что мол Анна Константиновна опекала детвору не сама, отчасти с ними соглашался. Действительно, у неё было несколько помощниц. Но правда и то, что именно она взвалила ответственность за детей на себя, и что как раз мою соседку ребята называли мамой. Именно к ней через много лет после войны, уже став взрослыми, создав свои семьи, приезжали они. Приезжали на Войкова к женщине, которую считали своей мамой. Это были трогательные встречи, многие не могли сдержать слёз, даже те ворчливые бабки, ещё недавно завидовавшие чужой славе.

Не только этим подвигом запомнилась многим наша удивительная соседка. Она всегда откликалась на чужое горе, чью-то нужду – сочувствовала, делилась, помогала.

Муж её умер рано, как и сын Виталий. Витька упросился в армию в первые дни войны. Ему не было восемнадцати, но знание фотодела и умение разбираться в радио сыграли свою роль. Военкомат пошёл Виталию навстречу, направив сначала в какое-то училище. А потом был фронт. Где пришлось ему воевать, не помню, но возвратился он в орденах, изранен и самое страшное – с туберкулёзом. В то время это был приговор.

Но даже утрата родных не иссушили доброты её сердца. Коротала свой век с сестрой Юлией Константиновной, такой же доброй, отзывчивой и безотказной. Уже оказавшись на пенсии, Анна Константиновна стремилась оставаться полезной людям. В своей хатёнке-домишке разместила филиал городской библиотеки. Книжный фонд был не очень большим, но он постоянно оновлялся. Любители чтения всей округи приходили к ней за книгами, тогда читали несоизмеримо больше, нежели сейчас.

Немного нарушу последовательность повествования - вспомнил эпизод времён войны. Как-то с Толей Листопадовым пришли в Городище. Он возвратился из «самоволки». Анна Константиновна ругала его за непослушание, делала это более чем по-матерински – не было ни криков, ни повышенного голоса. Она говорила с ним, как с равным, приводила примеры, напомнив о погибших ребятах. Те слова адресовались приятелю Тольке, я же стоял невдалеке и почти всё слышал, многое стало уроком и для меня.

Но более всего, в самых ярких живых красках вспоминается, как в трескучие морозы она подкармливала озябших птиц. Для воробьёв, синиц и снегирей Анна Константиновна собирала крошки, припасала пшено, пшеницу. Достаточно было появиться нашей добрячке на крылечке и похлопать в ладошки, как все пернатые слетались на тот сигнал со всей округи. Не сходя с крыльца, ходить ей было тяжеловато, она высыпала угощение прямо на утоптанный снег или даже под ноги. А доверчивых синиц приглашала к угощению, протягивая руку и разжимая кулак, в котором чернело с десяток семечек подсолнуха. Синицы только того и ждали, стремглав слетали на ладонь, проворно хватая лакомство, и уносились прочь с зажатым в клюве семечком.

Эту картину не забуду никогда. Те слетающие с высоты птицы, теперь кажутся спускающимися с небес ангелами.

Доброй женщиной была Анна Константиновна. Горжусь, что теперь улица носит имя моей соседки Анны Жованик.

Мы общались ещё довольно долго, вспоминали многое, но об этом - в следующий раз.