Company Logo

Останні коментарі

  • А мені, як пішоходу, набридли ваші маневри посеред вокзалу, а щоб не чекати триклятий переїзд, пропоную ...

    Детальніше...

     
  • А де ж конкретні Факти???За Вами теж є "сліди"!

    Детальніше...

     
  • Поясню, чому не можна зловживати відносними величинами. Наприклад, у селі проживало 2000 осіб, і ...

    Детальніше...

     
  • Внесено всі запити.Так що не хвилюйтесь. В Укрзалізниці не хвилюються.Їм начхати на проблеми народу.

    Детальніше...

     
  • Таких марусь треба виставляти на показ з фотографією 18*24,щоб люди знали своїх "героїв".Про які ...

    Детальніше...


Бахмацьке коріння

Рейтинг користувача:  / 0
ГіршийКращий 
Читаючи працю нашого земляка Володимира Оверченка про його родовід, ми знайшли так багато цікавого, що вирішили не виривати з неї шматочки, а подати так, як є у автора.  Адже кожна така історія родини, як у дзеркалі, відображує всю країну, чим вона жила у ті чи інші часи. А ввібрала ця історія великий  і важкий відрізок життя з початку 20 століття. І якщо підручник можна переписати з помаху владної руки, то життя простої людини - ні. Це незаперечний доказ на терезах історії.
 
«Моей маме, Оверченко (Прилепко)
Екатерине Андреевне, эти
строки и любовь».
 
Род Прилепко

Отец моей мамы, Прилепко Андрей Ксенофонтович, украинец, из крестьян, родился в селе Данькивка Бахмачского уезда Черниговской губернии. Он  умер в 1972 году, в возрасте 83 лет.  Похоронили деда в селе Бахмач-1.

Помню деда большого роста,  немного сутулого, с седыми волосами, добрыми глазами и седыми «сталинскими» усами. В молодые годы он был лейтенантом царской армии,  во время первой мировой войны 1914 года  попал  под артобстрел.  Его присыпало землей от взрыва, и он лежал так три дня без сознания. С тех пор стал сутулиться, но это его совсем не портило. Потом был плен в Австро-Венгрии,  возвращение в 1919 году домой, две революции, два голода, еще одна война и всё последующее…
 
Жили Прилепки в селе Данькивка, у больших ставков,  имели 2 мельницы и  дом на высоком месте, в общем, жили не в бедности.

Как дед встретил свою судьбу (это моя бабушка, Наталья Яковлевна  Ганчорка) я не знаю. Только знаю,  что была она очень красивая  и не из богатого рода. После свадьбы молодым отделили нарез земли, не очень большой,  между двумя  улицами – Писковская (сейчас Попудренка) и Стрильницкой – (к каким селам шли улицы, так их и называли). 

Родилась дочь Александра (звали Санькой), потом погодки сыновья  Михайло и Сашко и наконец Катя (моя мама), а  завершением был подарок - сын  Ваня.  Дом,  где они жили, был небольшой - сени с кладовой, кухня с печью и  полом - для сна детворы и маленькая комната. Больше всего я ребенком любил спать с дедушкой  на неширокой и жесткой кровати  у стенки. Там у стены на краю кровати стоял железнодорожный сундучок  из металла, где дедушка хранил деньги, собранные за их жизнь. Никто не знал, сколько денег там было, но эти деньги тратились только на семью.

Бабушку помню невысокой и худенькой,  всегда радой встрече,   в заботе  о гостях и близких. У нее всегда находился подарочек - или рубль у деда возьмет для внучка, или  чего вкусненького.

Большим испытанием для семьи моего дедушки, при таком количестве детей,  стал голод 1933 года. Настенька, старшая дочь, помогала бабушке по хозяйству и дому, пасла единственную кормилицу - корову, немножко хромую Зорьку. Младшие дети смотрели в глаза  родителей  с одним вопросом – что есть покушать. Дедушка работал на железной дороге, неплохое место, но и это не могло прокормить такую  гвардию. За столом был установлен такой порядок – первая ложка еды принадлежит кормильцу. Но разве удержится маленький  ребенок – и вот отцовская деревянная ложка достает до лба нарушителя.  Короткое «Ой!» - и порядок восстановлен.

Ели все что было – борщ из лободы и крапивы, из любой крупы затирки, собирали зернышки и гнилую картошку, не было большего выбора у хозяек.

Школы  в селе не было. По двору детишки ходили в сшитых бабушкой штанишках, с перевязью через плечо, и платьицах без рукавов. Дедушка работал и опасался, что могут узнать о его прошлом царского офицера.  В то время могли  посадить в тюрьму или выслать в Сибирь,  поэтому он чаще  молчал и любил людей молчаливых. Так бабушка и жила - с гурьбой голодных детей и молчаливым, но не угрюмым, мужем.  Он приходил с работы, устало садился на длинную скамью, о работе не говорил, а мог выдохнуть: «Хочешь хорошо прожить – живи дурачком». Видно, были у него на это свои мысли, а жизнь учила выживать терпимостью и обходиться малым.

В конце 30-х годов Настя устроилась работать ткачихой плюша и сукна на ткацкую фабрику, которая располагалась в городе Бахмаче, возле современного птицекомбината.

Наталья  от нескончаемых забот и трудностей потихоньку старилась и только в глазах ее не гасла любовь к детям и дому. Но еще большие испытания и беды ожидали ее и семью.

В этом виновата война  1941-1945 годов.  

Бахмач, как узловую железнодорожную станцию,  немцы сильно бомбили. И хоть от села до города по прямой не более 6 километров, несколько дней и ночей там все громыхало,  ночью зарево стояло в полнеба, и так  до самого утра. Наконец все стихло, и вскоре в село вошли немцы.

На фронт дедушку не призвали - было такое решение, что железнодорожников в армию не призывали, да и возраст  уже  был не тот, и  детишек  в доме череда. Так  встретила немецкую оккупацию  семья  Прилепко 6 сентября 1941 года.

Вместо колхоза  была организована  община , во главе ее был немец Гайный, он ездил по селу и полям на лакированной бричке. Люди работали по наряду - рыли для военных окопы и траншеи или направлялись в город на биржу труда, а там - нелегкий труд по уборке металлолома от бомбежек бахмачских предприятий. Работали в поле и на ферме, а вместо сторожей общинного сада  по углам  были установлены четыре виселицы – что имело намек на честность.

На биржу чаще ходили братья  Сашко  и Мыхайло, а моей маме доставались окопы и траншеи, что зимой было невыносимым испытанием – ведь теплой  одежды на всех не хватало. Так мама зимой  застудила голову и сильно болела,  говорит,  что еле выжила.

Как вспоминает моя мама, слово «партизан» она слыхала один раз. Это было так: на железной дороге возле водокачки, где работал мой дедушка, немцы гнались за человеком, потом спустили на него собак и они растерзали беднягу. Тогда немцы и сказали: «Это партизан».

Настю, как и многих  молодых людей, отправили на работу в Германию.  Тогда бабушка как будто вся стала меньше… После войны моя Настя вернулась домой - ее я ребенком называл мамой, пока мои папа и мама жили около года во Львове,  но об этом позже.

Освобождения  Бахмача  ожидали и боялись одновременно: ходили слухи, что идут «сибиряки», которые считают украинцев, бывших  «под немцами», предателями. Были случаи, когда уже освободители обижали сельских девчат, а если кто вступится, то совсем беда - просто стреляли. Вот и пряталась, как и раньше, при немцах, вся семья в погребе у хаты,  гремело и рвалось все, что могло. В огороде возле хаты врезалась в землю и не взорвалась бомба очень большая – когда фронт пошел на запад, саперы долго вырывали ее из земли...

После освобождения начался призыв в армию - на фронт брали подростков 16-17 лет и отправляли их на передовую. Так случилось с моими дядями, Михаилом и Сашком. Совсем еще пацанов, не подготовленных, не обученных, отправили одного на передовую, а другого - на лесоповал.    Через время  пришли две похоронки. Я читал их письма с передовой, до сих пор помню: «Мамо, як мени трудно и страшно тут, як я хочу додому».

Бедненькие мои бабушка и дедушка, как им пережить еще одно горе …
 
(ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ)

Пошук по сайту




© 2007-2018 Бахмацька газета "Порадник"
При повному чи частковому використанні інформації, розміщеної на веб-сайті, посилання на poradnik.org.ua обов'язкове